Читать книгу "«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года - Эдуард Камоцкий"

этих «мероприятий», но с Олимпом не поспоришь. Если бы какой-либо руководитель областного масштаба выразил, хотя бы малейшее сомнение в правильности отданных распоряжений, он немедленно лишился бы своего поста, и в его понятии лишился бы ВСЕГО. Отступивший от генеральной линии подвергался безоговорочному остракизму. Рядового члена партии могли из партии исключить, что было полным аналогом «отлучению от церкви» в христианстве – человек и в том и в другом случае становился изгоем.

А вот сам Олимп, что по этому поводу думал? Неужели они были беспросветными дураками (в том числе и Сталин), или за дураков принимали весь народ? Этого человечество не узнает. Вернее, человечеству в зависимости от политической конъюнктуры, о том, какими мыслями руководствовался Олимп, будут врать штатные толкователи, уверяя, что они это знают.

В свое время Геббельс утверждал, что если раз за разом народу повторять одно и то же, то народ поверит и проникнется. Не знаю, о каком народе говорил Геббельс, а среди нас два раза повторенное, на третий раз вызывало отторжение.

Мы были на каких-то общественных работах (1949 год), и во время перекура сидели на бревнах, а Сергей Богомолов – член партии и бывший офицер – достал из кармана и стал читать нам «Правду». Не потому, что он должен был читать или проводить с нами какую-то «работу», а просто потому, что он был потрясен до крайности статьей в «Правде» и ему было интересно поделиться ошеломляющей новостью с нами.

«Правда» клеймила Иосипа Броз Тито – коммуниста, возглавившего борьбу Югославского народа против немцев, называя его «Титлером», за отступление от Генеральной линии, начертанной Сталиным. Это было с нашей стороны извращением самой идеи Мировой пролетарской революции, предполагающей самое широкое самоуправление.

Во всех странах, куда в ходе войны вошла наша армия, мы к власти привели наших ставленников, которые, как руководство любое республики в СССР, строго и беспрекословно и во внутренней, и во внешней политике следовали указаниям Сталина. Пытались даже от Греции и от Австрии оттяпать «социалистические» ломтики. Сталин это рассматривал, как дальнейшее развитие Мировой пролетарской революции, которое ему удалось осуществить на волне Второй Мировой войны. Зону нашего управления Сталин огородил от капиталистического мира «железным занавесом».

Страны, не попавшие в зону нашего управления, приняли «План Маршала», предложенный Америкой для послевоенного развития экономики, и быстрыми темпами повышали жизненный уровень населения. Мы в этом отношении явно отставали, что со временем посеяло среди народов стран, попавших в зависимость от России, полное отторжение самой идеи Пролетарской революции, хотя сразу после разгрома Германии авторитет коммунистических партий во всех странах Европы был высок. Теперь идея коммунизма там – за железным занавесом, уступила идее умеренной Социал-демократии, предполагающей классовую борьбу на поле капиталистической экономики, а у нас борьбы между трудом и капиталом быть не могло, потому что труд был, а капитала не было.

После конца войны, из Югославии наши войска вышли. У Югославии была своя сильная армия, сформировавшаяся еще в ходе боев. Коммунистическая ориентация Тито не вызывала сомнений. И вдруг оказалось, что Тито имеет свой взгляд на методы строительства социализма, и не нуждается в указаниях СВЕРХУ!

Тито при строительстве социализма, допускал рыночные отношения, и не окружал Югославию со стороны «враждебного лагеря» Железным занавесом, а разрешал своим гражданам свободно пересекать границу, не боясь того, что они сбегут.

Не лишен был Тито и личных амбиций: он стал исподволь создавать предпосылки для организации маленького Советского Союза на Баланах в составе своих союзных республик, Албании, Болгарии и Румынии, разумеется под своим руководством. Сталин рявкнул, и все «союзники» Тито от него разбежались, но больше Сталин ничего не мог сделать.

Оказалось, что у Тито самостоятельная партийная организация и Сталин не может вызвать его в Москву, а международная обстановка и боеспособность Югославской армии такова, что он не может применить силу. Как это позже было сделано в Берлине, в Венгрии и в Чехословакии.

При чтении мы отпускали шуточные реплики. Статью мы восприняли, как забавную! Мы привыкли, что Сталин приемлет только безоговорочное подчинение с почитанием. Если в отношении технических и военных специалистов, судя по мемуарам, он еще допускал несогласие с собой, то в отношении политических соратников малейшее обнаруженное сомнение в правильности Генеральной линии, большей частью каралось смертью. Личная недоступность Тито повлекла гнев на всю страну. Югославские студенты на следующий год не вернулись в наш институт.

Такова была наша, для нас привычная, политическая действительность, которая к нам, казалось нам, не имела отношения, т. к. мы не предвидели каких-либо изменений в своей стране и в нашей жизни. Хотя были сюжеты, вызывающие недоумение и некоторый дискомфорт. Таким сюжетом были «убийцы в белых халатах». Мы не сомневались, что это надуманный повод для демонстрации «революционной» борьбы. По некоторым документам, которые мне сейчас попадаются на глаза, это было после того, как я окончил институт, но началось, как мне помнится, еще до 52 года. Да это не играет роли в понимании нашими потомками того, что происходило в стране при Сталине,

Сослуживец рассказывает, как он в студенческие годы (значит до 52 года) приболел и пошел в поликлинику. К терапевтам были большие очереди, а в один из кабинетов очереди не было совсем. Там сидела еврейка. Те же больные, которые прежде лечились у нее, теперь теснились в очереди к другим дверям. Почему? Они поверили государственной клевете? Или в стаде боялись косых взглядов? Или опасались проблем с властными структурами? Студенту на все это было наплевать, он был рад, что может попасть к врачу без очереди. Он вошел в кабинет и увидел женщину, которая сидела прямо, всей силой воли демонстрируя свою уверенность в невозможности обвинить её в чем бы то ни было, кого угодно, ожидая на своем рабочем месте. Но, когда вошел юноша, с женщиной случился нервный срыв. Она так была тронута, тем, что нашелся человек, презревший клевету, что расплакалась.

Зачем Сталину это было нужно? Будут ломать историки головы. Не исключали мы того, что ему нужно было постоянно держать струну борьбы натянутой, а для этого постоянно нужны были враги, но, конечно, не среди носителей власти, т. е. не среди рабочих и крестьян. А почему евреи? Исторически привычно?

Уже сейчас, при написании этих воспоминаний, я узнал, что в ходе этой кампании евреев стали где-то исключать из медицинских институтов. А наша институтская группа состояла наполовину из евреев, полно евреев было в авиационном институте. Окончив институт, они работали на предприятиях выпускающих секретную военную продукцию. Было в то время полно евреев среди создателей атомной и водородной бомб, и все эти евреи, в том числе и в нашей группе, уж не знаю, спокойно ли, но по моим тогдашним ощущениям – спокойно учились и работали, как это следует, в частности, из воспоминаний Сахарова. А из медицинского исключали. Так что? Кто-то в верхах поверил провокационному сочинению об «убийцах в белых халатах»? Тогда это психическое заболевание. Но после смерти Сталина весь этот кошмар мгновенно прекратился. Поверившие выздоровели?

Прошло 50 лет.

Бродят по коридорам слухи (по Эху Москвы), что видные евреи, получившие известность благодаря своим заслугам перед родиной (авиаконструктор Лавочкин, к примеру), написали (подписали) письмо с требованием выслать всех евреев в Сибирь. И их тоже? И создателей водородной бомбы, и конструкторов самолетов, и ученых, и поэтов, и писателей? Или только рабочих от станка, шоферов, врачей, педагогов? Но письмо это не опубликовали. Что это было? Кто сочинил это письмо, кто заставил умных волевых людей подписать его? Кто запретил его публикацию, и, следовательно, действие? Что же это было?

Мне кажется, что это была уловка в надежде прекратить преследование евреев гуманитариев.

Поэтов, медиков, школьных учителей, артистов можно выслать куда угодно – от этого военная наша мощь не пострадает, и народу (толпе) от этого ни жарко, ни холодно, а враги тайные и явные этой толпе продемонстрированы – струна борьбы натянута. Чтобы это прекратить, сочиняется письмо – давай уж всех